Лишь творчество делает человека свободным!
первый отрывок... Всего четверо было на снимке на фоне серой стены какого-то дома, но достаточно было беглого взгляда, чтобы понять – они давние друзья, если не больше того. Это угадывалось в плотно сплетенных руках, улыбках, особом сиянии взглядов.
- Это ты, это Артем, - Уверенно перечислила Снежка. – А вот это... да это же тот! Как его? Ну, который по телевизору все время!
- Да, - смеясь, подтвердил Вадим. – Именно он!
- Ничего себе! – Восторженно выдохнула Снежка. – Он тоже друг Артема?
- И не только он. Скоро от известных лиц у тебя зарябит в глазах! Понимаю, поначалу это прикольно...
- Прикольно?! Да это круто! Это... даже не знаю, как сказать...
Вадим с улыбкой покачал головой, а Снежка уже разглядывала женщину, оказавшуюся на снимке рядом с Гуриевым. Ее рука со странно бледными длинными пальцами, короткие ногти которых были покрыты темным лаком, уверенно легла на плечо Гуриева, и сам он как-то слегка подался в ее сторону. Эту женщина была красива, но красива непривычной, южной красотой. Смоляные вьющиеся волосы, черные брови вразлет от переносицы, словно крылья берущей разбег перед полетом птицы, нос с чуть заметной горбинкой и горящие удивительной силой темные глаза, смеющиеся и строгие одновременно, с легкой лукавинкой и несгибаемой волей во взгляде.
Вадим проследил ее взгляд.
- Что, хороша? – Спросил он, когда Снежка, наконец, оторвалась от фотографии.
- Хороша-а! – Протянула Снежка. – Даже завидовать глупо! У нее как будто вся красота изнутри, она светится ею!
- Да, пожалуй.
- Кто это?
- А ты что, не узнала? – Изумился Вадим. – Изольда же! Я думал, ее все знают!
... Когда-то давно-предавно, еще в младших классах школы, Снежке подарили к новому году красивую книгу со сказкой о прекрасной принцессе Изольде. Маме было сказано, что это – подарок от лучшей подруги, и Снежка долго не желала с ней расставаться. Зачитывала до дыр и даже ложась спать, клала книгу под подушку. Маме она объясняла свою любовь к героине книги следующим образом: « Смотри! Я – Снежка, так? «Снежка», значит «из снега». А она – Изольда. Понимаешь, мам? «Изольда», то есть, «изо льда». Мы же с ней родственницы! Можно сказать, почти сестры!»
Неизвестно, догадывалась ли Светлана Петровна, что на самом деле сказку Снежке передал отец, зашедший однажды прямо в школу? Они об этом никогда не говорили, а, в конце концов, и сама книга куда-то затерялась. А вот принцесса из нее запомнилась, оказывается! Только в реальности о женщинах с таким необычным именем Снежке еще не приходилось слышать, тем более, об известных.
- Она что, тоже артистка?
- Ну... можно и так сказать.
- А как ее фамилия?
- Понятия не имею! – Пожал плечами Вадим. – Ее уже сто лет по фамилии никто не зовет. Изольда, ну, и Изольда!
Принцесса из сказки Снежке всегда представлялась голубоглазой, беловолосой и хрупкой девушкой, словно замороженной заживо. Кожа у нее была такая бледная, такая прозрачная, что, когда она пила красное вино, видно было сквозь кожу, как оно течет по ее жилам. Женщина на фото, в зеленой куртке-ветровке, наброшенной на бархатное, черное, видимо, вечернее платье была совершенно другой. Живая, яркая, со смугловатым оттенком кожи, она больше походила на цыганку, чем на северную принцессу. Сходство дополняли перстни на обоих руках, большие висячие серьги и тонкие золотые браслеты, опоясывающие запястья. Никак нельзя было сказать, что она «изо льда», разве что, в самой глубине черных глаз, если присмотреться, можно было заметить острые холодные льдинки...
второй отрывок... Кто тебе ближе, Изольда? Гуриев, или эта, практически незнакомая, девушка?
- Конечно, я переживаю за Гуриева. Я люблю его, как брата. То есть, как любила бы брата, если бы он у меня был.
- А не было? - Вдруг спросил Климов.
- Чего?
- Ну, брата не было?
- Нет. Никого у меня не было. Никогда. Ни одного близкого человека на свете. А почему ты спросил?
- Слушай, Изольда, ты никогда о себе ничего не рассказываешь. Ни друзьям, ни журналистам. Просто какая-то загадка века!
- Глупости. Журналистам-то как раз давно все известно. И никаких загадок в моей жизни нет!
- Не знаю. - Покачал головой Вадим. - Лично я, хоть давно с тобой общаюсь, не знал, даже, имя твое Изольда, или псевдоним. Пока ты ксерокопию паспорта для американской визы меня не попросила сделать.
- Ну, вот, теперь же ты знаешь!
- Знаю, но что? Что ты - Изольда Артуровна Газарян, родилась в Армении, в Ереване, воспитывалась в семье государственного чиновника Артура Суреновича Газаряна, который с советских времен занимал в правительстве Армении немаленькую должность, а позже даже баллотировался в президенты этой Республики, но немного не хватило голосов. Что он был хороший политик и прекрасный семьянин, и даже удочерил однажды оставшуюся без родителей маленькую девочку, дал ей свою фамилию и свое отчество, и воспитывал ее, как собственного ребенка. Вот и все, в общем.
- А ты немало знаешь, оказывается! - Усмехнулась Изольда. - Вот кто у нас экстрасенс! Только не говори, что все это ты прочел по моему паспорту!
- Покопался в старых газетах.
- Зачем?
Вадим пожал плечами.
- Потому, что мне интересно все, что связано с тобой!
- Да-а? - Темная бровь изогнулась, как знак вопроса. - И давно?
- Какая разница? Если можешь рассказать - расскажи, пожалуйста. Конечно, я не могу тебя заставлять. Может быть, есть вещи, которые тебе вспоминать непросто. Даже с родными людьми иногда бывает тяжело.
- Нет, они были хорошие люди! - Сказала она, подумав. - Да и мой муж, если разобраться, был совсем неплохой человек. Просто ему досталась не та жена! При его положении, ему была нужна красивая и мудрая женщина, которая вела бы дом, растила детей и пекла лепешки, а я!
Она махнула рукой.
- Ты выходила замуж? - Изумился Вадим. - Серьезно?!
- Не выходила. Меня Сурен выдавал замуж. Его отец просил перед смертью, как старшего брата, позаботиться обо мне. Ну, вот, видимо, так он понимал заботу!
Горькая насмешка прозвучала в последних словах Изольды. Вадим смотрел на нее с изумлением: в первый раз он стал свидетелем таких откровений.
- А говорила, нет у тебя братьев.
- Так Сурен не родной мне! Как и другие дети Газаряна. У них с женой трое детей было. А меня, как ты уже знаешь, взяли из детского дома. Мне уже шесть лет было тогда - не такой возраст, чтобы не помнить!
- А чего им понадобилось чужого ребенка брать? Я так понимаю, они были уже не молодые тогда?
- Это жена Газаряна настояла, сам Артур Суренович не хотел. Дети были уже взрослые, сам он - преклонного возраста. А почему? Тут, видишь ли, долго рассказывать.
- А у нас долгая дорога. На твой Арбат через все возможные вечерние пробки пилить! Так что, можешь начинать.
- Ну, что же. Устанешь слушать - скажешь. Ничего особенно интересного в этой истории нет. Когда-то в молодости она, жена Артура Суреновича, ждала ребенка. Ей мечталось, что будет девочка, она даже имя приготовила для нее - яркое, необычное: Изольда. Но муж решил, что для ребенка время неподходящее. И так жестко поставил, знаешь: либо она прерывает беременность, либо он прерывает их брак. Что было делать? Она безумно любила его! Потом у них все было хорошо. Родился мальчик, в честь деда названный Суреном, потом еще мальчик, потом девочка. Но Сусанна Газарян все время тосковала о той, неродившейся, дочери. Чувствовала вину перед ней все эти годы. И вот однажды, ей гадалка, известная в Ереване, сказала, что ее девочка на самом деле не умерла. Будто бы, она много лет жила на какой-то другой планете, а потом заново родилась здесь, на Земле. И если она поедет в такой-то детский дом и отыщет там девочку по имени Изольда...
- Я так понимаю, она отыскала тебя?
-... То эта девочка и есть ее дочь. Артур Суренович, человек трезвых взглядов, едва к врачу жену не отвел, когда услышал про все это. Но подумал и решил, что удочерение сироты не повредит его репутации, возможно, даже наоборот. А если этот приемыш сделает его жену счастливой... словом, почему нет? Я узнала про все это лет в десять. Тогда мне начала сниться девочка в белом, похожая лицом на меня. Она говорила мне: "Береги маму! Ты у нее вместо меня!". Тогда я стала расспрашивать, и мне все это рассказали.
- А своих настоящих родителей ты помнишь?
- Откуда? Я подкидышем была. Только полоска бумаги с именем - и все! Может и впрямь инопланетянка, кто знает? - Изольда усмехнулась. - Газаряны очень хорошо ко мне относились и я скоро привыкла называть Сусанну - мамой, а Артура Суреновича - отцом. Она, как мне иногда кажется, любила меня даже больше родных детей, была привязана ко мне. Отца мне тоже не в чем упрекнуть - он дал мне все. У меня было столько праздничных платьев, с ленточками и кружевами, сколько у моих сверстниц не было будничных. Мои заграничные игрушки, как сейчас помню, не помещались на полках. Отец привозил из командировок, а я их дарила подружкам, потому, что никогда не любила играть в них. От конфет, бывало, аллергия разыгрывалась. Что еще? Лучшая в стране гимназия, бассейн, секция конного спорта, кружок народных танцев. Как я танцевала, Боже мой! Куда там вашим Светкам, Снежкам! Правда, всего этого все равно не хватало, чтобы купировать мою энергию. Сколько неприятностей я причиняла своим характером, и родителям, и учителям! Мама то и дело плакала от моих проделок, а отец... знаешь, он меня даже побаивался. Серьезно! Я же странная была всегда. И сны у меня про будущее были, и так, вообще. Вслух отец смеялся: "Дожили, своя провидица растет в доме! Не лишнее в наше непредсказуемое время!". Но я-то видела: я его пугаю. И старалась поменьше говорить об этом. Мне мама говорила, что свои сны и видения надо хранить при себе, не надо всем про них рассказывать. И, хоть в душе я не была с ней согласна - по мне, если что-то человеку дается, он должен идти с этим к людям, а не прятать это от них! - Но я слушалась маму.
Я дорожила своим счастливым детством, в котором меня все баловали и никто мне ничего не запрещал. Даже когда я решила бросить школу. Почему-то вдруг захотелось работать, приносить пользу, не знаю...Закончила девять классов, и сбежала в профессиональное училище, на парикмахера учится. Вот тут конечно, мама... Это уже было за гранью для нее. Она со слезами просила меня вернутся в гимназию, призывала подумать, наконец об отце, он известный в стране человек. Дочь Газаряна стоит за креслом в парикмахерской! Что люди скажут?! В общем, это был шум на весь дом, светопредставление! Но меня отец поддержал, он сказал тогда: "Оставь Изольду! Это ее жизнь, и пусть она поступает в ней так, как сама считает нужным". Потом улыбнулся мне и добавил: "Если моя дочь будет работать честно, не важно где и кем, то никто ничего плохого не скажет, ни о ней, ни обо мне!" Вот так! Он был хорошим человеком, мой отец. Настоящим! И через год я уже работала.
- Парикмахером?!
- Да, в мужском зале! А что тебя так удивляет? Между прочим, мне там ужасно нравилось. Все любили меня, считались со мной. И, главное, совсем не потому, что мой отец в правительстве заседает, а брат - в Комитете госбезопасности. Людям, которые приходили ко мне стричься, плевать было на это! Как и тем, кто работали со мной. Меня любили просто за то, что я такая, какая я есть. И я была счастлива от этого... Да... Жаль, что счастье не может длиться вечно! Когда родители умерли, все разом изменилось.
- Они... умерли одновременно? Какая-то катастрофа? Извини, ты можешь не отвечать, если тебе тяжело.
- Чего уж там! Рассказывать, так рассказывать. Я ничего не делаю наполовину. Нет, отец умер от сердечного приступа. У него были неприятности на работе. Я знала, в чем дело, хотя он никому не рассказывал. Я вообще многое знала и знаю, и объяснить, откуда, - не могу... Я хотела помочь ему. Не сумела... Не хотел он моей помощи, понимаешь? Даже наоборот, может, я и ускорила его смерть...
- В каком смысле - ускорила? - Удивился Вадим. - Ты что такое говоришь?! Ты же любила его!
Изольда покачала головой.
- Вот именно, что любила! Я всегда приношу несчастье тем, кого люблю. И тем, кто любит меня...
Вадим осторожно положил руку на плечо Изольды. Она не заметила этого.
- Когда он умирал... Когда ему было плохо, и "скорая" все не ехала, я хотела... я пыталась что-то сделать... Хоть что-нибудь! А он... он меня отталкивал. Из последних сил, пока они еще были, он отстранял мои руки, и говорил... Боже, что он говорил! Что я не дочь ему, и вообще не человек! Что я вошла в его дом, как зло и все вокруг меня непонятно и страшно... Я слушала и вздрагивала от каждого слова, как от удара! Потом одумался, когда врач приехал. Сказал: "Прости, изольда, ты ни в чем не виновата. Просто я всегда хотел, чтобы ты наша была, совсем. Но не получилось. Столько лет прошло, а ты все равно другая, чужая ты!". Грустно так сказал. А потом позвал Сурена, своего старшего сына. Сурен у нас был парень что надо! Блестящий офицер, твердый, решительный! Подростком я его обожала, потом мы отдалились друг от друга, но все же, я не ожидала, что он поступит со мной так!
Несколько секунд она молчала. Вадим встревожился:
- Иза!
- Нет, ничего, все нормально. Только курить хочется ужасно! Я окно открою?
- Открой. Но рассказывай, пожалуйста, дальше!
- А не врежешься никуда? Ты же такой впечатлительный!
- Что - я? Для меня это только история, а для тебя - жизнь!
- Да. И эта жизнь переменилась в одночастье. Отца похоронили, мама пережила его всего на месяц. Не помню, что там говорили по этому поводу врачи, но знаю: она умерла оттого, что не смогла без него жить. Она его безумно любила! До последней минуты она держала меня за руку, словно боялась оставлять. Наверное, я еще казалась ей ее маленькой девочкой, которую она когда-то потеряла и так хотела найти. Я знала, что она любила меня, и чувствовала, как эта любовь уходит вместе с ней... С кладбища я убежала - не было сил возвращаться в разом опустевший наш дом. Был у меня мальчик. Скромный такой, застенчивый. В любви мне признавался, говорил, что жить без меня не сможет. Убежала к нему. Всю ночь - хорошую, летнюю Ереванскую ночь, мы с ним гуляли. Бродили по набережной, по улицам. Я плакала - он терпеливо успокаивал меня. Я говорила - он слушал. В это время по всему городу нас искали. Его - родители, меня - Сурен. Нам ни до кого не было дела. Мы встретили у реки рассвет и он, краснея, спросил разрешения меня поцеловать. Я разрешила. Этот первый поцелуй с запахом рассвета и слез, я не забуду всю жизнь.
Утром я пришла в свою комнату, легла спать. Когда проснулась - обнаружила, что дверь заперта. При жизни родителей меня ни разу не закрывали. Я даже не знала, что моя комната запирается в принципе, а тут! Я начала стучать, кричать, подняла ужасный шум, который и мертвого разбудил бы, но никто даже не ответил. Сурен пришел только вечером, и твердым тоном человека, который все давно обдумал и решил, объявил мне, что устал за мной бегать, устал от моих выходок, которыми я рискую опозорить всю семью, что он, как старший брат, не может больше этого терпеть, должен на кого-то переложить эту ответственность, в общем, что до послезавтра я из этой комнаты не выйду.
- А что должно было быть послезавтра? - Спросил Климов с невольным волнением.
- Не догадался? - Покосилась на него Изольда
Он покачал головой.
- Моя свадьба. Сурен нашел мне жениха, и какого! Не беда, что я не видела его ни разу до этого дня! А может, видела, но не обращала внимания? Ведь наши отцы, как оказалось, работали вместе. Он был из хорошей семьи, состоятельный, красивый. Да, очень красивый! Приедем - я покажу тебе фотографии, у меня остались, кажется. Я ведь никогда не выбрасываю старые, ненужные вещи...
И с горечью добавила, взглянув на Вадима.
- Ты, наверное, сейчас подумал, "Что же еще ей было надо?", да?
Климов помотал головой.
- Нет. Я подумал, что, наверное, убил бы твоего Сурена! - Сказал он неожиданно резко. Изольда удивленно рассмеялась.
- Да за что? С его точки зрения, он все делал правильно. Устраивал судьбу сестры, как ему завещал отец. В нашем кругу это было обычное дело! Вот только сестра была странная, не ценила его благодеяний! Знаешь, что страшнее всего в жизни, Вадим? Ощущение собственной беспомощности! Когда кто-то, или что-то, решает твою судьбу за тебя. С кем тебе быть, кого любить, что делать. Не помню, что я говорила Сурену. Кажется, о чем-то умоляла, кажется, плакала... Я никогда не плакала так часто, как в эти дни! Все было бесполезно, он даже меня не слушал. Что я могла? Мне было семнадцать лет! И Сурен хорошо меня знал. Настолько хорошо, что вскоре я обнаружила в комнате пропажу всех острых предметов, включая маникюрные ножницы и иголки из моего набора для вышивания. А еще на следующее утро пришли рабочие и снаружи досками заколотили оба окна, хотя у нас был второй этаж, довольно высокий. Сурен не хотел рисковать, если мне вдруг придет в голову мысль о побеге! Я слушала, как стучат молотки, и у меня было ощущение, что меня живой положили в могилу, и эти гвозди заколачиваются в крышку гроба. И я ничего не могу с этим поделать...
Рука Вадима на руле напряглась так, что вздулись вены. Больше всего на свете ему хотелось сейчас оказаться там, где сидела на кровати заплаканная, беспомощная темноволосая девочка с глазами, увеличенными от испуга. Войти, распахнуть все двери, освободить, успокоить. Но он понимал, что девочка со своим испугом осталась в далеком прошлом. И помочь ей было уже нельзя никак.
- А что же твой мальчик? - Закипая от внутреннего возмущения, спросил Климов. - Тот мальчик, который тебе признавался в любви? Почему он тебя не защитил?!
- Он приходил. Сурен его выгнал. Сказал, что я выхожу замуж. Он не поверил вначале. Не хотел верить. Пытался звонить - меня не подзывали к телефону. Ну, а когда пришел день свадьбы... Она с размахом праздновалась, знаешь ли! Сотни гостей, фейерверки, розовые лепестки под ногами. Тут уж нельзя было не поверить, хотя бы собственным глазам!
- И он... смирился? - Спросил Вадим почти с презрением.
- Как раз наоборот. Он умер. Покончил с собой как раз в этот день, хоть я узнала об этом намного позже. Он был очень хороший мальчик, добрый, светлый. У него могла бы быть счастливая жизнь, счастливая семья, если бы, к несчастью, он не встретил меня!
- Я не считаю, что ты в чем-то виновата! - Возразил Вадим, но Изольда твердо ответила:
- Считать можно по-разному. Я знаю, что это так.
- Ты не про него, ты про себя рассказывай. И про мужа. Он был армянин?
- Естественно. Что про него рассказывать? Что я его на свадьбе в первый раз увидела? Так это неправда! Я увидела его только потом. За весь день я ни разу не подняла глаза, не посмотрела на его лицо, не запомнила, какой он из себя. Я вообще ни на кого не смотрела, ни с кем не говорила. От слез перед глазами как будто радуга стояла весь день. Радуга из слез! Смешно, правда?
Вадиму было совсем не смешно.
- Извини, но я, все же, не понимаю! У меня в голове не укладывается, что тебя можно выдать замуж насильно! Кого угодно, только не тебя! Ты не постеснялась бы прямо у алтаря бросить в лицо нелюбимому жениху букет и сбежать на глазах у всех, раз не получилось сделать это дома. И никто бы не смог тебя остановить!
- Не убежала вот!
- Вот это мне и неясно. Впрочем, я вижу, что объяснять ты не будешь. Продолжай!
- Все было, словно во сне. Все происходило помимо меня. Позже оказалось, что я даже танцевала. Даже улыбалась в ответ на поздравления гостей, но сама я ничего этого не помню. Помню только, как сижу на широкой кровати в незнакомой комнате, на мне пышное свадебное платье и даже фата не отстегнута. А со мной рядом сидит какой-то человек, держит меня за руку обоими руками и говорит, что-то такое долгое мне говорит. Помню, я еще вяло так подумала: это мой муж, или нет? Я же ни лица, ни голоса его не знаю. Оказалось, все же, он. Тигран.
- Его так звали?
- Да.
- Понятно. И что же он тебе говорил?
- Все, что обычно говорят в таких случаях. - Изольда пожала плечами. - Чтобы я ни в коем случае не боялась. Что он меня очень любит. Что увидел меня в первый раз еще тогда, когда я училась в гимназии, и с тех пор думать не мог ни о ком, кроме меня. Что он говорил обо мне еще с моим отцом, но тот сказал, что мне рано думать о замужестве. Что теперь он счастлив, и сделает счастливой и меня. Что все будет хорошо. Ну, и разное другое вранье, в таком же роде.
- Почему же? Может быть, он говорил правду?
- Правду?! - Она вскинула глаза, в которых на минуту вспыхнули злые огоньки. - Запомни, Вадик, если мужчина любит женщину, он никогда не обращается с ней, как с бездушной куклой! Он завоевывает ее, но не покупает! Не выпрашивает у родственников, и не берет в собственность! Потому, что для него важны ее чувства, в первую очередь, ее отношение к нему!
- Может быть, в вашей стране...
- Ни в одной стране мира не должно быть такого! Запомни это, раз и навсегда! А бояться я не боялась. Я вообще никогда ничего не боюсь, ты знаешь. Мне просто противно было на него смотреть. Я слушала и молчала. А когда он попытался меня обнять, я его оттолкнула, резко. Может быть, даже ударила, не помню. Встала, и пошла искать входную дверь. А она, разумеется, была заперта. Все двери в моей жизни вдруг оказались запертыми!
Тигран сказал что-то вроде: «Ты – моя жена. Ты никуда отсюда не уйдешь!». Он вообще был человек мягкий, как я потом узнала, а тогда ну просто металл был в голосе. Только этим металлом он меня не напугал. Я посмотрела на него, как на пустое место. Увидела балконную дверь и вышла на балкон. Просторный балкон такой был, квартира в элитном доме. Я села на пол, прямо в платье этом белом, спиной к двери прислонилась, и думаю: «если он попытается войти сюда, просто попытается, я брошусь вниз. Шестой этаж, вполне достаточно». Ты знаешь меня. Я так бы и сделала. Но он не пытался. За всю ночь ни разу не дотронулся даже до двери, хотя спать не лег. Я слышала его шаги, его дыхание с той стороны. Однажды он меня окликнул по имени. Я не ответила, и тогда он мне через какую-то отдушину сверху перебросил вязаную кофту. Ночь была прохладная. Я легла, калачиком свернулась, кофтой этой накрылась сверху и заснула. Проснулась от телефонного звонка. Было уже светло, и я слышала, как Тигран разговаривает с Суреном. Говорит ему, что у нас все в порядке и все отлично. Тогда я вошла в комнату и предложила: «Давай поговорим!».
- Значит, если бы он...
- Да, если бы он себя повел иначе, я не стала бы с ним разговаривать. И, скорее всего, не сидела бы перед тобой сейчас. А тогда я ему сказала: «Знаешь, я не люблю тебя. И, наверное, не полюблю никогда. Но, если ты хочешь, мы могли бы попробовать стать друзьями. Тогда наши отношения будут честными и не обидными ни для кого». Он выслушал и кивнул серьезно: «Я согласен». Вот так и стали жить.
- И... как жили?
- Нормально жили. Начали с того, что он тоже пытался меня запирать. Хотел, чтобы я с работы ушла. Ну, а я не хотела. Пришлось через тот же балкон действовать.
- С шестого этажа?!
- Так я же не прыгала, а слезала. По пожарной лестнице, водосточной трубе, потом по стволу дерева, очень даже просто!
- Ты просто сумасшедшая!
- Вот-вот, и Тигран то же самое сказал. Слово в слово! Но больше он мне никогда не препятствовал заниматься тем, чем я хочу.
- И вы никогда не ругались?
- Ну, что ты! Постоянно! Еще и как! Его, как и всех остальных, ужасно раздражало, что я не такая, как все! Он кричал: «В кого ты только такая?! У Газарянов – прекрасная семья, одна ты чокнутая!». Он даже не знал, что я приемная дочь, представляешь?
- Да уж...
- Ему не повезло со мной. Помню, однажды его начальник устраивал большой прием, по поводу вступления в новую должность. И вот, посреди этого приема он выносит какую-то круглую коробку на подносе и говорит: угадайте, что там. Все молчали, или смеялись. Кроме меня.
- А что сказала ты?
- Я сказала: «Там то, что принесет вам несчастье. И лучше бы вам отказаться от этого прямо сейчас!».
- Вот это да! А он?
- Нахмурился. Закричал: «Кто это сказал?!». Тигран меня за руку держал, чтобы я не отзывалась. А я вырвалась и вышла все равно!
- А что в коробке-то было все-таки?
- Значок депутата. – Улыбнулась Изольда. – Он очень гордился, что получил его. А тут я. Подхожу и говорю: «А я сон видела. Про вас. Вам сейчас на новою дорогу нельзя, знакомые пути лучше выбирать. А то кто знает, что может случиться? И этой должности вы зря так радуетесь! Ничего хорошего из-за нее для вас не выйдет»
- Ну... – Вадим положительно не знал, что на это сказать.
- На следующий день... – Продолжала Изольда. - Я потом узнала. На следующий день вызывает этот начальник моего мужа и говорит: я не знаю, кто такая там твоя Изольда, но она мне жизнь спасла! Оказалось, ему в этот день машину служебную дали, депутатскую, с шофером. И этот шофер, конечно, хотел его не той дорогой повезти, какой он сам обычной ездил.
- Дорогой? - Переспросил Вадим. - Ты ему говорила про дорогу, но я думал, что это фигурально. В смысле жизненного пути
- Что значит "фигурально"?! Я же сказала, что видела сон. Вполне конкретный!
- Не сердись, Иза, я верю тебе. Пожалуйста, продолжай. Что-то случилось с его новой машиной?
- Нет, к счастью, с ней ничего не случилось. Он настоял-таки на том, чтобы ехать знакомой дорогой. А вот по тому, новому пути, на самом деле произошла жуткая авария. Четыре машины столкнулись на перекрестке, были погибшие. И как раз в это время, примерно, когда туда подъехал бы он. Поэтому он и сказал, что я спасла ему жизнь.
- Интересная история. Ну, а ты?
- А я... выхожу после смены и вижу: стоит мой Тигран возле своей шикарной машины и держит громадный розовый букет - аж самого не видно за ним. А девочки, ну, те, что со мной работали, ахают восторженно: Изольда! Вот если бы нас муж после стольких лет брака (у нас два года было уже, больше даже) так после работы встречал!
Изольда расхохоталась.
- Я им: вы что, ослепли, что ли? Вы не на букет - на лицо его смотрите. Он же меня убивать приехал, а цветы на могильный памятник привез. И еще наверняка кинжал отравленный в них спрятал, для верности. Видел бы ты, что с его лицом было, когда он это услышал!
- Да уж, представляю! Зачем ты так сказала? Поиздеваться захотела? Типа, зря он не верил в твои способности?
- Нет, просто так оно и было. Когда я села в машину, Тигран мне все высказал! Я наслушалась больше, чем за все время брака!
- Что же тут можно "высказать"? Не пониманию!
- О, многое! Что он живет с ведьмой, и об этом знает весь Ереван, а теперь еще и его начальство. Что все только и делают, что смеются над ним! Что ему, наконец, надоели мои идиотские фокусы! И, знаешь, вот никогда, ни разу, я не обижалась на него, а тут такая досада взяла вдруг! Я же хотела просто помочь человеку, спасти его, а он: "фокусы"! Ну, я и хлопнула дверью. Пока - только машины. И пошла себе, как королева. Он мне вслед кричал: куда?! Когда вернешься?! А я ему: вечером жди. Или вообще к утру, откуда я знаю?... Горячая была! - Усмехнулась она. - Даже не помню, где потом бродила остаток дня. Как в тумане все было.
- А как же цветы? - Спросил Вадим.
- Розы в ближайший мусорный бак швырнула. Специально у него на глазах!
- Напрасно. Если он купил цветы, значит...
- А он не покупал! - Резко прервала его Изольда. - Этот букет ему начальник дал, для меня. Вот так! Начальник оказался более благодарным! Я ведь Тиграну столько раз пыталась давать советы, предупреждать о чем-то. И всегда получала в ответ только упреки и скандалы! Впрочем, когда в тот вечер я пришла домой, он передо мной чуть ли не на коленях стоял. Со слезами просил прощения. Говорил, что любит меня, что боялся, что я не вернусь...
- Ты простила?
- Не знаю. Во всяком случае, мы с ним никогда так хорошо не жили, как следующие несколько месяцев.
- Месяцев? А потом?
- Потом родился мой сын. - Вздохнула Изольда. - Родился, и умер прежде, чем я успела подержать его на руках, дать ему имя...
- Ничего себе! А от чего он?
- Врачи наговорили много умных слов. И «недостаток витаминов», и «внутриутробная патология». Но я знала: это случилось от того, что я его не хотела! Я не любила его отца, я не хотела, чтобы у нас был ребенок. Потому, что ребенок – это уже связь навсегда. Он посмотрел на меня, серьезно, как взрослый, вздохнул – и ушел. И тогда я поняла, что больше не могу оставаться женой Тиграна. И вообще, нельзя выходить замуж без любви, это преступно. Словно судьбу пытаешься обмануть. И жертвой этого обмана стал мой ребенок!
- Как же Тигран отпустил тебя?
- А ты думаешь, я у него спрашивала? Просто села на поезд, с одной маленькой сумочкой, и приехала сюда. Поступила в медицинский институт, потому, что знала уже: в моей жизни главное – помогать людям. Любыми способами, как обычными, так и не очень. Хотя, что считать необычным? То, что пока нельзя объяснить? Но это ведь только пока! Наука не стоит на месте, и человек, его возможности – самый интересный для нее объект.
- Это я уже знаю. Расскажи лучше еще про Тиграна.
- Так нечего рассказывать! Живет себе где-то. Надеюсь, женился и забыл обо мне!
- Он не разыскивал тебя? Не приезжал?
- Приезжал. Ну, и что? Я сказала: «Кто вы? Я вас не знаю!».
- Жестоко.
- Да не причем тут жестокость. Просто он мне, правда, чужим показался. Совсем посторонний человек! Странно даже.
- Ты ему изменяла? – Вдруг спросил Вадим.
- С чего бы это? Я его считала другом, а друзьям не изменяют! Если бы мне вдруг понравился кто-то – я тут же бы ему об этом сказала. Но этого не было. Ни разу. Вот с ним рядом мелькали какие-то девицы. Но меня это не трогало. Друзей не ревнуют.
И добавила, помолчав:
- Такой странный был! Еще два года не могла с ним развестись, представляешь? Как только он не пытался меня вернуть! И уговаривал, и угрожал. Даже Сурена привлек. Тот мне кричал в телефонную трубку, что я опозорила семью, что я ему больше не сестра! И был так горд собой при этом, что я не захотела огорчать его, и не сказала, что я-то не считаю его братом еще со дня моей свадьбы. А Тигран – мне подруги ереванские рассказывали – все фотографии мои увеличить отдал и свою спальню ими обклеил, как обоями! С пола до потолка!
- Мне кажется, он тебя все-таки любил.
- Не знаю я, что это было. Любовь, или чувство оскорбленного собственника, у которого вещь вдруг взяла, да убежала! Простая вещь, вроде табуретки!
- Ну, ты уж скажешь! И что же? С тех пор ты больше...
- Никогда! – Отрезала Изольда. – Зачем мне это нужно?
- Неужели, никто ни разу не признавался тебе в любви? Не делал предложения? Вокруг тебя столько мужчин!
- Ну, да, находились такие сумасшедшие. Нечасто, но были.
- И как ты реагировала?
- Честно? Мне было смешно! Я не понимала, зачем им это надо? Неужели, по мне не видно, что я не гожусь ни для семьи, ни для романов? Дружить – да. Дружить я буду. Если, конечно, мою дружбу сумеют выдержать. У меня ведь характер не сахар, ты знаешь. Но для друга все сделаю, что смогу. И даже больше сделаю. Я – такая! Но вот то, другое – ни за что!
- Но ведь можно было хотя бы попробовать?
- Ну, нет! Что такое, жить с человеком, которого не любишь, я уже знаю. Поверь, это неприятно.
- Но ты когда-нибудь любила? - Настойчиво спросил Климов. - Хотя бы раз, любила ты?
На мгновение словно тень легла на лицо Изольды. Вадиму показалось, что она вдруг стала похожа на беззащитного, обиженного ребенка. Но почти сразу же во взгляд вернулась строгая уверенность, и он услышал твердый ответ:
- Нет. Никогда!
Климов не стал спорить, но в глубине души не поверил.
- Как же так? Нельзя же все время быть одной!
- А я и не бываю одна! Со мной мои друзья, коллеги, клиенты. Даже ночью я всегда с людьми!
- Да. – Кивнул Вадим. – Я слышал, что у тебя гости, бывает, засиживаются до утра. Давно хотел спросить: когда же ты спишь?
- А я вообще могу не спать. Если разговор какой, или дело интересное. Неделю не спать могу. Потом, правда, могу отключиться там, где сижу. И сутки меня бесполезно трогать.
- Интересный ты человек, Изольда.
- Обыкновенный человек! Такой, как ты, как все! – Вдруг недовольно фыркнула она. – Зря я тебе все это рассказала! Теперь будешь думать, придумывать!
- Приехали! – Объявил Вадим. – Приглашаешь меня, или раздумала?
Она с улыбкой пожала плечами.
- Что с тобой поделаешь? Пошли! Только, уговор – ни о чем меня больше не расспрашивай! Хорошо?
Он, соглашаясь, кивнул....
третий отрывок
***
Белый цвет падал на могилы старого ереванского кладбища. Словно легким, пушистым снегом заметало потемневшие от времени каменные плиты.Женщина, одетая в черное, поправила темную вуаль и другой рукой осторожно положила к семейному надгробью алые, как кровь, цветы. Тонкие пальцы цеплялись за памятник, на котором еще можно было разобрать надпись, свидетельствующую о том, что именно здесь нашли свой последний приют армянский чиновник Артур Суренович Газарян и его жена, оставшаяся верной до последней минуты. Пальцы женщины ощупью пробежали по полустертым буквам, словно стремясь почувствовать знакомые черты родных лиц.
- Ты когда-нибудь любила? - Прозвучал в ушах голос Вадима. - Хотя бы раз, любила ты?
Голос убегал, растворялся за завесой памяти, словно за дымом. В розовом тумане ей виделся большой зал с высокими сводчатыми потолками и белыми колоннами. Девочка с национальном костюме с широкими рукавами кружилась по этому залу, ступая так мягко, что казалось - плывет белоснежным лебедем.С плеча на плечо скользила, струилась коса узкой черной лентой. Сотни зрителей не сводили с нее глаз. Сотни рук апплодировали в упоении. И парень в первом ряду, поигрывая сияющей улыбкой под черточкой усов, тоже поднимал ладони, и звонко хлопал. И из всего зала она слышала и видела его одного...
- Любила ли ты?...
На темные, горящие глаза пеленой набегали слезы. Женщина решительно выпрямилась, в последний раз погладила нагретый солнцем камень и отошла к соседней плите. Пожелтевшая, обветренная фотография усатого мужчины в военной форме... Годы жизни...Ему было не так уж много лет. Она подумала: как же странно, что говорят именно"лет". Как будто лето важнее всех других времен года!
... То лето пахло персиками из дачного сада. Она вдыхала этот знакомый сладкий запах, словно впитывая его всей душой, перебирая спелые фрукты на солнечной веранде. Рядом мать месила ароматное, пахнущее корицей, тесто. Где-то- внизу, под развесистой чинарой, курил трубку отец.
- Сынок! - Мать всплеснула руками и бросилась по ступенькам вниз, навстречу юноше в новеньком мундире. - Ты приехал?!
На широкую столешницу, звякнув, упали длинные, тяжелые серги с темно-зелеными, как трава, камнями. Мать ахнула.
- Сурен!
- Прости, мама! - Весело произнес знакомый, всегда чуть насмешливый, голос. - Но на этот раз это не тебе. Это Изольде!...
Забыв поблагодарить, она дрожащими пальцами брала это маленькое, переливающееся чудо, разглядывала, примеряла Не желая идти в душные комнаты, смотрелась прямо в чан с дождевой водой у вернанды. Гладь воды дрожала. От резкого движения, или, может, он нечаянно упавшей от восторга слезинки?
- Какой же ты молодец, Сурен, что привез ей такой подарок! - Говорила на веранде мать. - Может, теперь вспомнит, наконец, что она девушка! А то совсем сладу никого не стало! Целые дни пропадает с мальчишками на речке, да гоняет мяч! Бегает босиком, вся почернела от солнца! Ни дать, ни взять - дикарка! Знаешь, что еще придумала? Говорит - не будет она учиться больше!В гимназию не пойдет - вот тебе и весь сказ. Мы с отцом прямо извелись с ней!
- Ничего, мама, не волнуйся! Все образуется.
- Конечно, тебе легко говорить так! Посмотри ты на нее, Сурен! По годам - уже невеста. Но кто же на такой женится, Боже ты мой? Вот ты бы женился, скажи?
- Я? - Он мягко рассмеялся. - Я-то вряд ли, мам! Тут нужен талант укротителя диких кобылиц! А мне обычная девушка нужна, добропорядочная, тихая, послушная!
- Всем такая нужна, сынок. А что же будет с твоей сестрой?
- Ну, чего вы завели разговор не ко времени? - Вмешался густым басом Артур Суренович. - Хватит причитать над девушкой! Она молода, красива! Наконец, у нее есть семья, которая устроит ее судьбу. Так, Сурен?
- Конечно! Не беспокойся, мама. Мы не оставим Изольду без мужа. Найдем такого, который сумеет ее укротить.
- Не найдете! - Девушка сердито хлопнула ладонью по воде, разбивая импровизированное зеркало. - Не родился еще такой, ясно вам?!
- Изольда! - Ахнула мать. - Как ты разговариваешь?
- Молодая девушка должна уметь молчать, когда говорят старшие! - Назидательно поднял указательный палец Артур Суренович.
- Ну, как же! Вы будете меня обсуждать, как породистую лошадь, а я должна молча слушать?! Нет уж! Не надо мне вашей судьбы, а свою сама отыщу!
И, вонзившись острым взгядом в лицо Сурена, выкрикнула вдруг:
- Зачем ты приехал?! Придумать, как лучше от меня избавиться?! Не надо мне твоих сережек!
Трясущимися мокрыми руками она торопливо пыталась расстегнуть мелкие замочки, но те не поддавались.
Все остолбенели на мгновенье. Потом мать пробормотала:
- Как же мы ее избаловали, Боже мой!
Изольда передернула плечами и, не разбирая дороги, бросилась в глубину сада, с хрустом ломая по дороге тяжелые от спелых плодов ветки...
Это было так давно, а теперь могильная плита шуршала под рукой.Она знала наизусть все, что здесь написано, но, почему-то, все равно никак не могла прочитать. Из тумана с трудом, по одной, выплывали буквы. Газарян... Сурен... Артурович...
... В тот памятный день мама отыскала ее у ручья. Плечи девушки тряслись от еле сдерживаемых рыданий, она с досадой кусала губы. Истерзанные мочки ушей под новыми сережками покраснели и распухли.
- Успокойся, Изольда! Ну же, успокойся!
- Мама, ты не понимаешь... - Всхлипывала она.
- Все я понимаю, доченька, все. И давно. По тебе же все видно!
- Да? Тогда объясни мне, что со мной происходит? Мне плохо, мама! Все последние дни я как будто больна странной, непонятной болезнью. Мне жарко в холод, меня трясет в жару. Я не могу уснуть ночью. Мне всегда хочется его видеть, но когда он приезжает, мне почему-то страшно на него взглянуть. Я хочу говорить с ним, но, вместо этого, гоню его от себя. Что это такое, мамочка? Ты знаешь?
- Знаю, моя девочка. Это любовь.
- Любовь?! Разве такая любовь бывает? Я читала... я думала - это счастье. А то, что у меня...
- Это и есть счастье. Только непонятное еще тебе самой. Первая любовь, чаще всего, такой и бывает. Но не переживай так, Изольда! Это пройдет. Ты выйдешь замуж, и забудешь все свои страдания. Не плачь же теперь!
Девушка смотрела молча. В ней словно зрел какой-то, мучивший ее, вопрос.
- Мама, - Сказала она наконец. - А... за него я не могу выйти?
- Ты сама знаешь, что нет.
- Но почему?
- Потому, что это невозможно!
- Но... Ведь у нас разная кровь!
- Замуж не по крови выходят, дочка, а по документам. Особенно теперь. А по ним вы - родные. У вас один отец, одна мать. Кто вас женит?
Она вздохнула.
- Знаешь, что я скажу тебе, Изольда? Что не делает Бог - все к лучшему! Не была бы ты счастлива с Суреном, поверь мне. Жестокий он. В отца.
- Неправда! Будь отец жестоким, разве ты сама была бы с ним так счастлива?
- Ты - не я. У тебя другой характер. Ты не стерпишь, если тебя будут ломать.
- Если со мной рядом будет любимый, ему не придется "ломать" меня. Я с радостью сама изменюсь. Для него!
Мать печально покачала головой.
- Это тебе только так кажется, дочка...
... Она медленно опустилась на колени перед каменной плитой, так, что ее лицо оказалось на одном уровне с выцветшей фотографией Сурена.
- Я хотела всего лишь жить рядом с тобой, ради тебя! - с горечью шепнули губы. - Я бы изменилась, правда. Я стала бы такой, какой ты хочешь. Я бы все бросила... все смогла... ради тебя! Зачем ты отдал меня, Сурен? Как же ты мог меня отдать?!
Белые лепески падали на опущенные плечи. Прерывая сакральную тишину кладбища, где-то призывно загудел автомобиль.
- Изольда!
- Изольда Артуровна! - Настойчиво, перебивая друг друга, звали голоса, а она все стояла на коленях, рассеянно роясь в своей сумочке. Наконец, нашла то, что искала. Старая фотография беззвучно легла на теплый, замшелый камень. На ней худенькая девочка-подросток с блестящими темными глазами Обнимала за шею молодого, усатого военного, всем телом прижимаясь к нему. На лицах обоих застыла вечная улыбка.
- Звяк! - поверх картонного квадратика легли тяжелые серьги с темно-зелеными камнями.
- Ты когда-нибудь любила? - Спросил тогда Вадим. И теперь, вставая, она ответила почти равнодушно.
- Любила. Ну, и что? Это было - и прошло. Мама говорила верно - первая любовь всегда проходит. Возьми назад свой подарок! Больше я не вспомню тебя. Прощай, Сурен!
Женщина с гордо расправлеными плечами ушла, не оглянувшись. В глубине кладбищенской аллеи стих перестук ее шагов. А белые лепестки все летели. И уголок фотографии, не придавленный тяжестью серег, трепал ветер.
Трудный путь тобой был смело пройден
Ты шагала по туманным росам,
Высшим силам, и самой природе
Не стесняясь задавать вопросы
Только об одном ты не спросила...
Видно, знать не все разрешено
Одиночество - проклятье сильных,
Или наказание оно?...
Если кому-то стало интересно, рассказ (вернее, повесть) закончена, и находится здесь: fabulae.ru/prose_b.php?id=73775&N=12
или здесь: ficbook.net/readfic/4957704/18304078
- Это ты, это Артем, - Уверенно перечислила Снежка. – А вот это... да это же тот! Как его? Ну, который по телевизору все время!
- Да, - смеясь, подтвердил Вадим. – Именно он!
- Ничего себе! – Восторженно выдохнула Снежка. – Он тоже друг Артема?
- И не только он. Скоро от известных лиц у тебя зарябит в глазах! Понимаю, поначалу это прикольно...
- Прикольно?! Да это круто! Это... даже не знаю, как сказать...
Вадим с улыбкой покачал головой, а Снежка уже разглядывала женщину, оказавшуюся на снимке рядом с Гуриевым. Ее рука со странно бледными длинными пальцами, короткие ногти которых были покрыты темным лаком, уверенно легла на плечо Гуриева, и сам он как-то слегка подался в ее сторону. Эту женщина была красива, но красива непривычной, южной красотой. Смоляные вьющиеся волосы, черные брови вразлет от переносицы, словно крылья берущей разбег перед полетом птицы, нос с чуть заметной горбинкой и горящие удивительной силой темные глаза, смеющиеся и строгие одновременно, с легкой лукавинкой и несгибаемой волей во взгляде.
Вадим проследил ее взгляд.
- Что, хороша? – Спросил он, когда Снежка, наконец, оторвалась от фотографии.
- Хороша-а! – Протянула Снежка. – Даже завидовать глупо! У нее как будто вся красота изнутри, она светится ею!
- Да, пожалуй.
- Кто это?
- А ты что, не узнала? – Изумился Вадим. – Изольда же! Я думал, ее все знают!
... Когда-то давно-предавно, еще в младших классах школы, Снежке подарили к новому году красивую книгу со сказкой о прекрасной принцессе Изольде. Маме было сказано, что это – подарок от лучшей подруги, и Снежка долго не желала с ней расставаться. Зачитывала до дыр и даже ложась спать, клала книгу под подушку. Маме она объясняла свою любовь к героине книги следующим образом: « Смотри! Я – Снежка, так? «Снежка», значит «из снега». А она – Изольда. Понимаешь, мам? «Изольда», то есть, «изо льда». Мы же с ней родственницы! Можно сказать, почти сестры!»
Неизвестно, догадывалась ли Светлана Петровна, что на самом деле сказку Снежке передал отец, зашедший однажды прямо в школу? Они об этом никогда не говорили, а, в конце концов, и сама книга куда-то затерялась. А вот принцесса из нее запомнилась, оказывается! Только в реальности о женщинах с таким необычным именем Снежке еще не приходилось слышать, тем более, об известных.
- Она что, тоже артистка?
- Ну... можно и так сказать.
- А как ее фамилия?
- Понятия не имею! – Пожал плечами Вадим. – Ее уже сто лет по фамилии никто не зовет. Изольда, ну, и Изольда!
Принцесса из сказки Снежке всегда представлялась голубоглазой, беловолосой и хрупкой девушкой, словно замороженной заживо. Кожа у нее была такая бледная, такая прозрачная, что, когда она пила красное вино, видно было сквозь кожу, как оно течет по ее жилам. Женщина на фото, в зеленой куртке-ветровке, наброшенной на бархатное, черное, видимо, вечернее платье была совершенно другой. Живая, яркая, со смугловатым оттенком кожи, она больше походила на цыганку, чем на северную принцессу. Сходство дополняли перстни на обоих руках, большие висячие серьги и тонкие золотые браслеты, опоясывающие запястья. Никак нельзя было сказать, что она «изо льда», разве что, в самой глубине черных глаз, если присмотреться, можно было заметить острые холодные льдинки...
второй отрывок... Кто тебе ближе, Изольда? Гуриев, или эта, практически незнакомая, девушка?
- Конечно, я переживаю за Гуриева. Я люблю его, как брата. То есть, как любила бы брата, если бы он у меня был.
- А не было? - Вдруг спросил Климов.
- Чего?
- Ну, брата не было?
- Нет. Никого у меня не было. Никогда. Ни одного близкого человека на свете. А почему ты спросил?
- Слушай, Изольда, ты никогда о себе ничего не рассказываешь. Ни друзьям, ни журналистам. Просто какая-то загадка века!
- Глупости. Журналистам-то как раз давно все известно. И никаких загадок в моей жизни нет!
- Не знаю. - Покачал головой Вадим. - Лично я, хоть давно с тобой общаюсь, не знал, даже, имя твое Изольда, или псевдоним. Пока ты ксерокопию паспорта для американской визы меня не попросила сделать.
- Ну, вот, теперь же ты знаешь!
- Знаю, но что? Что ты - Изольда Артуровна Газарян, родилась в Армении, в Ереване, воспитывалась в семье государственного чиновника Артура Суреновича Газаряна, который с советских времен занимал в правительстве Армении немаленькую должность, а позже даже баллотировался в президенты этой Республики, но немного не хватило голосов. Что он был хороший политик и прекрасный семьянин, и даже удочерил однажды оставшуюся без родителей маленькую девочку, дал ей свою фамилию и свое отчество, и воспитывал ее, как собственного ребенка. Вот и все, в общем.
- А ты немало знаешь, оказывается! - Усмехнулась Изольда. - Вот кто у нас экстрасенс! Только не говори, что все это ты прочел по моему паспорту!
- Покопался в старых газетах.
- Зачем?
Вадим пожал плечами.
- Потому, что мне интересно все, что связано с тобой!
- Да-а? - Темная бровь изогнулась, как знак вопроса. - И давно?
- Какая разница? Если можешь рассказать - расскажи, пожалуйста. Конечно, я не могу тебя заставлять. Может быть, есть вещи, которые тебе вспоминать непросто. Даже с родными людьми иногда бывает тяжело.
- Нет, они были хорошие люди! - Сказала она, подумав. - Да и мой муж, если разобраться, был совсем неплохой человек. Просто ему досталась не та жена! При его положении, ему была нужна красивая и мудрая женщина, которая вела бы дом, растила детей и пекла лепешки, а я!
Она махнула рукой.
- Ты выходила замуж? - Изумился Вадим. - Серьезно?!
- Не выходила. Меня Сурен выдавал замуж. Его отец просил перед смертью, как старшего брата, позаботиться обо мне. Ну, вот, видимо, так он понимал заботу!
Горькая насмешка прозвучала в последних словах Изольды. Вадим смотрел на нее с изумлением: в первый раз он стал свидетелем таких откровений.
- А говорила, нет у тебя братьев.
- Так Сурен не родной мне! Как и другие дети Газаряна. У них с женой трое детей было. А меня, как ты уже знаешь, взяли из детского дома. Мне уже шесть лет было тогда - не такой возраст, чтобы не помнить!
- А чего им понадобилось чужого ребенка брать? Я так понимаю, они были уже не молодые тогда?
- Это жена Газаряна настояла, сам Артур Суренович не хотел. Дети были уже взрослые, сам он - преклонного возраста. А почему? Тут, видишь ли, долго рассказывать.
- А у нас долгая дорога. На твой Арбат через все возможные вечерние пробки пилить! Так что, можешь начинать.
- Ну, что же. Устанешь слушать - скажешь. Ничего особенно интересного в этой истории нет. Когда-то в молодости она, жена Артура Суреновича, ждала ребенка. Ей мечталось, что будет девочка, она даже имя приготовила для нее - яркое, необычное: Изольда. Но муж решил, что для ребенка время неподходящее. И так жестко поставил, знаешь: либо она прерывает беременность, либо он прерывает их брак. Что было делать? Она безумно любила его! Потом у них все было хорошо. Родился мальчик, в честь деда названный Суреном, потом еще мальчик, потом девочка. Но Сусанна Газарян все время тосковала о той, неродившейся, дочери. Чувствовала вину перед ней все эти годы. И вот однажды, ей гадалка, известная в Ереване, сказала, что ее девочка на самом деле не умерла. Будто бы, она много лет жила на какой-то другой планете, а потом заново родилась здесь, на Земле. И если она поедет в такой-то детский дом и отыщет там девочку по имени Изольда...
- Я так понимаю, она отыскала тебя?
-... То эта девочка и есть ее дочь. Артур Суренович, человек трезвых взглядов, едва к врачу жену не отвел, когда услышал про все это. Но подумал и решил, что удочерение сироты не повредит его репутации, возможно, даже наоборот. А если этот приемыш сделает его жену счастливой... словом, почему нет? Я узнала про все это лет в десять. Тогда мне начала сниться девочка в белом, похожая лицом на меня. Она говорила мне: "Береги маму! Ты у нее вместо меня!". Тогда я стала расспрашивать, и мне все это рассказали.
- А своих настоящих родителей ты помнишь?
- Откуда? Я подкидышем была. Только полоска бумаги с именем - и все! Может и впрямь инопланетянка, кто знает? - Изольда усмехнулась. - Газаряны очень хорошо ко мне относились и я скоро привыкла называть Сусанну - мамой, а Артура Суреновича - отцом. Она, как мне иногда кажется, любила меня даже больше родных детей, была привязана ко мне. Отца мне тоже не в чем упрекнуть - он дал мне все. У меня было столько праздничных платьев, с ленточками и кружевами, сколько у моих сверстниц не было будничных. Мои заграничные игрушки, как сейчас помню, не помещались на полках. Отец привозил из командировок, а я их дарила подружкам, потому, что никогда не любила играть в них. От конфет, бывало, аллергия разыгрывалась. Что еще? Лучшая в стране гимназия, бассейн, секция конного спорта, кружок народных танцев. Как я танцевала, Боже мой! Куда там вашим Светкам, Снежкам! Правда, всего этого все равно не хватало, чтобы купировать мою энергию. Сколько неприятностей я причиняла своим характером, и родителям, и учителям! Мама то и дело плакала от моих проделок, а отец... знаешь, он меня даже побаивался. Серьезно! Я же странная была всегда. И сны у меня про будущее были, и так, вообще. Вслух отец смеялся: "Дожили, своя провидица растет в доме! Не лишнее в наше непредсказуемое время!". Но я-то видела: я его пугаю. И старалась поменьше говорить об этом. Мне мама говорила, что свои сны и видения надо хранить при себе, не надо всем про них рассказывать. И, хоть в душе я не была с ней согласна - по мне, если что-то человеку дается, он должен идти с этим к людям, а не прятать это от них! - Но я слушалась маму.
Я дорожила своим счастливым детством, в котором меня все баловали и никто мне ничего не запрещал. Даже когда я решила бросить школу. Почему-то вдруг захотелось работать, приносить пользу, не знаю...Закончила девять классов, и сбежала в профессиональное училище, на парикмахера учится. Вот тут конечно, мама... Это уже было за гранью для нее. Она со слезами просила меня вернутся в гимназию, призывала подумать, наконец об отце, он известный в стране человек. Дочь Газаряна стоит за креслом в парикмахерской! Что люди скажут?! В общем, это был шум на весь дом, светопредставление! Но меня отец поддержал, он сказал тогда: "Оставь Изольду! Это ее жизнь, и пусть она поступает в ней так, как сама считает нужным". Потом улыбнулся мне и добавил: "Если моя дочь будет работать честно, не важно где и кем, то никто ничего плохого не скажет, ни о ней, ни обо мне!" Вот так! Он был хорошим человеком, мой отец. Настоящим! И через год я уже работала.
- Парикмахером?!
- Да, в мужском зале! А что тебя так удивляет? Между прочим, мне там ужасно нравилось. Все любили меня, считались со мной. И, главное, совсем не потому, что мой отец в правительстве заседает, а брат - в Комитете госбезопасности. Людям, которые приходили ко мне стричься, плевать было на это! Как и тем, кто работали со мной. Меня любили просто за то, что я такая, какая я есть. И я была счастлива от этого... Да... Жаль, что счастье не может длиться вечно! Когда родители умерли, все разом изменилось.
- Они... умерли одновременно? Какая-то катастрофа? Извини, ты можешь не отвечать, если тебе тяжело.
- Чего уж там! Рассказывать, так рассказывать. Я ничего не делаю наполовину. Нет, отец умер от сердечного приступа. У него были неприятности на работе. Я знала, в чем дело, хотя он никому не рассказывал. Я вообще многое знала и знаю, и объяснить, откуда, - не могу... Я хотела помочь ему. Не сумела... Не хотел он моей помощи, понимаешь? Даже наоборот, может, я и ускорила его смерть...
- В каком смысле - ускорила? - Удивился Вадим. - Ты что такое говоришь?! Ты же любила его!
Изольда покачала головой.
- Вот именно, что любила! Я всегда приношу несчастье тем, кого люблю. И тем, кто любит меня...
Вадим осторожно положил руку на плечо Изольды. Она не заметила этого.
- Когда он умирал... Когда ему было плохо, и "скорая" все не ехала, я хотела... я пыталась что-то сделать... Хоть что-нибудь! А он... он меня отталкивал. Из последних сил, пока они еще были, он отстранял мои руки, и говорил... Боже, что он говорил! Что я не дочь ему, и вообще не человек! Что я вошла в его дом, как зло и все вокруг меня непонятно и страшно... Я слушала и вздрагивала от каждого слова, как от удара! Потом одумался, когда врач приехал. Сказал: "Прости, изольда, ты ни в чем не виновата. Просто я всегда хотел, чтобы ты наша была, совсем. Но не получилось. Столько лет прошло, а ты все равно другая, чужая ты!". Грустно так сказал. А потом позвал Сурена, своего старшего сына. Сурен у нас был парень что надо! Блестящий офицер, твердый, решительный! Подростком я его обожала, потом мы отдалились друг от друга, но все же, я не ожидала, что он поступит со мной так!
Несколько секунд она молчала. Вадим встревожился:
- Иза!
- Нет, ничего, все нормально. Только курить хочется ужасно! Я окно открою?
- Открой. Но рассказывай, пожалуйста, дальше!
- А не врежешься никуда? Ты же такой впечатлительный!
- Что - я? Для меня это только история, а для тебя - жизнь!
- Да. И эта жизнь переменилась в одночастье. Отца похоронили, мама пережила его всего на месяц. Не помню, что там говорили по этому поводу врачи, но знаю: она умерла оттого, что не смогла без него жить. Она его безумно любила! До последней минуты она держала меня за руку, словно боялась оставлять. Наверное, я еще казалась ей ее маленькой девочкой, которую она когда-то потеряла и так хотела найти. Я знала, что она любила меня, и чувствовала, как эта любовь уходит вместе с ней... С кладбища я убежала - не было сил возвращаться в разом опустевший наш дом. Был у меня мальчик. Скромный такой, застенчивый. В любви мне признавался, говорил, что жить без меня не сможет. Убежала к нему. Всю ночь - хорошую, летнюю Ереванскую ночь, мы с ним гуляли. Бродили по набережной, по улицам. Я плакала - он терпеливо успокаивал меня. Я говорила - он слушал. В это время по всему городу нас искали. Его - родители, меня - Сурен. Нам ни до кого не было дела. Мы встретили у реки рассвет и он, краснея, спросил разрешения меня поцеловать. Я разрешила. Этот первый поцелуй с запахом рассвета и слез, я не забуду всю жизнь.
Утром я пришла в свою комнату, легла спать. Когда проснулась - обнаружила, что дверь заперта. При жизни родителей меня ни разу не закрывали. Я даже не знала, что моя комната запирается в принципе, а тут! Я начала стучать, кричать, подняла ужасный шум, который и мертвого разбудил бы, но никто даже не ответил. Сурен пришел только вечером, и твердым тоном человека, который все давно обдумал и решил, объявил мне, что устал за мной бегать, устал от моих выходок, которыми я рискую опозорить всю семью, что он, как старший брат, не может больше этого терпеть, должен на кого-то переложить эту ответственность, в общем, что до послезавтра я из этой комнаты не выйду.
- А что должно было быть послезавтра? - Спросил Климов с невольным волнением.
- Не догадался? - Покосилась на него Изольда
Он покачал головой.
- Моя свадьба. Сурен нашел мне жениха, и какого! Не беда, что я не видела его ни разу до этого дня! А может, видела, но не обращала внимания? Ведь наши отцы, как оказалось, работали вместе. Он был из хорошей семьи, состоятельный, красивый. Да, очень красивый! Приедем - я покажу тебе фотографии, у меня остались, кажется. Я ведь никогда не выбрасываю старые, ненужные вещи...
И с горечью добавила, взглянув на Вадима.
- Ты, наверное, сейчас подумал, "Что же еще ей было надо?", да?
Климов помотал головой.
- Нет. Я подумал, что, наверное, убил бы твоего Сурена! - Сказал он неожиданно резко. Изольда удивленно рассмеялась.
- Да за что? С его точки зрения, он все делал правильно. Устраивал судьбу сестры, как ему завещал отец. В нашем кругу это было обычное дело! Вот только сестра была странная, не ценила его благодеяний! Знаешь, что страшнее всего в жизни, Вадим? Ощущение собственной беспомощности! Когда кто-то, или что-то, решает твою судьбу за тебя. С кем тебе быть, кого любить, что делать. Не помню, что я говорила Сурену. Кажется, о чем-то умоляла, кажется, плакала... Я никогда не плакала так часто, как в эти дни! Все было бесполезно, он даже меня не слушал. Что я могла? Мне было семнадцать лет! И Сурен хорошо меня знал. Настолько хорошо, что вскоре я обнаружила в комнате пропажу всех острых предметов, включая маникюрные ножницы и иголки из моего набора для вышивания. А еще на следующее утро пришли рабочие и снаружи досками заколотили оба окна, хотя у нас был второй этаж, довольно высокий. Сурен не хотел рисковать, если мне вдруг придет в голову мысль о побеге! Я слушала, как стучат молотки, и у меня было ощущение, что меня живой положили в могилу, и эти гвозди заколачиваются в крышку гроба. И я ничего не могу с этим поделать...
Рука Вадима на руле напряглась так, что вздулись вены. Больше всего на свете ему хотелось сейчас оказаться там, где сидела на кровати заплаканная, беспомощная темноволосая девочка с глазами, увеличенными от испуга. Войти, распахнуть все двери, освободить, успокоить. Но он понимал, что девочка со своим испугом осталась в далеком прошлом. И помочь ей было уже нельзя никак.
- А что же твой мальчик? - Закипая от внутреннего возмущения, спросил Климов. - Тот мальчик, который тебе признавался в любви? Почему он тебя не защитил?!
- Он приходил. Сурен его выгнал. Сказал, что я выхожу замуж. Он не поверил вначале. Не хотел верить. Пытался звонить - меня не подзывали к телефону. Ну, а когда пришел день свадьбы... Она с размахом праздновалась, знаешь ли! Сотни гостей, фейерверки, розовые лепестки под ногами. Тут уж нельзя было не поверить, хотя бы собственным глазам!
- И он... смирился? - Спросил Вадим почти с презрением.
- Как раз наоборот. Он умер. Покончил с собой как раз в этот день, хоть я узнала об этом намного позже. Он был очень хороший мальчик, добрый, светлый. У него могла бы быть счастливая жизнь, счастливая семья, если бы, к несчастью, он не встретил меня!
- Я не считаю, что ты в чем-то виновата! - Возразил Вадим, но Изольда твердо ответила:
- Считать можно по-разному. Я знаю, что это так.
- Ты не про него, ты про себя рассказывай. И про мужа. Он был армянин?
- Естественно. Что про него рассказывать? Что я его на свадьбе в первый раз увидела? Так это неправда! Я увидела его только потом. За весь день я ни разу не подняла глаза, не посмотрела на его лицо, не запомнила, какой он из себя. Я вообще ни на кого не смотрела, ни с кем не говорила. От слез перед глазами как будто радуга стояла весь день. Радуга из слез! Смешно, правда?
Вадиму было совсем не смешно.
- Извини, но я, все же, не понимаю! У меня в голове не укладывается, что тебя можно выдать замуж насильно! Кого угодно, только не тебя! Ты не постеснялась бы прямо у алтаря бросить в лицо нелюбимому жениху букет и сбежать на глазах у всех, раз не получилось сделать это дома. И никто бы не смог тебя остановить!
- Не убежала вот!
- Вот это мне и неясно. Впрочем, я вижу, что объяснять ты не будешь. Продолжай!
- Все было, словно во сне. Все происходило помимо меня. Позже оказалось, что я даже танцевала. Даже улыбалась в ответ на поздравления гостей, но сама я ничего этого не помню. Помню только, как сижу на широкой кровати в незнакомой комнате, на мне пышное свадебное платье и даже фата не отстегнута. А со мной рядом сидит какой-то человек, держит меня за руку обоими руками и говорит, что-то такое долгое мне говорит. Помню, я еще вяло так подумала: это мой муж, или нет? Я же ни лица, ни голоса его не знаю. Оказалось, все же, он. Тигран.
- Его так звали?
- Да.
- Понятно. И что же он тебе говорил?
- Все, что обычно говорят в таких случаях. - Изольда пожала плечами. - Чтобы я ни в коем случае не боялась. Что он меня очень любит. Что увидел меня в первый раз еще тогда, когда я училась в гимназии, и с тех пор думать не мог ни о ком, кроме меня. Что он говорил обо мне еще с моим отцом, но тот сказал, что мне рано думать о замужестве. Что теперь он счастлив, и сделает счастливой и меня. Что все будет хорошо. Ну, и разное другое вранье, в таком же роде.
- Почему же? Может быть, он говорил правду?
- Правду?! - Она вскинула глаза, в которых на минуту вспыхнули злые огоньки. - Запомни, Вадик, если мужчина любит женщину, он никогда не обращается с ней, как с бездушной куклой! Он завоевывает ее, но не покупает! Не выпрашивает у родственников, и не берет в собственность! Потому, что для него важны ее чувства, в первую очередь, ее отношение к нему!
- Может быть, в вашей стране...
- Ни в одной стране мира не должно быть такого! Запомни это, раз и навсегда! А бояться я не боялась. Я вообще никогда ничего не боюсь, ты знаешь. Мне просто противно было на него смотреть. Я слушала и молчала. А когда он попытался меня обнять, я его оттолкнула, резко. Может быть, даже ударила, не помню. Встала, и пошла искать входную дверь. А она, разумеется, была заперта. Все двери в моей жизни вдруг оказались запертыми!
Тигран сказал что-то вроде: «Ты – моя жена. Ты никуда отсюда не уйдешь!». Он вообще был человек мягкий, как я потом узнала, а тогда ну просто металл был в голосе. Только этим металлом он меня не напугал. Я посмотрела на него, как на пустое место. Увидела балконную дверь и вышла на балкон. Просторный балкон такой был, квартира в элитном доме. Я села на пол, прямо в платье этом белом, спиной к двери прислонилась, и думаю: «если он попытается войти сюда, просто попытается, я брошусь вниз. Шестой этаж, вполне достаточно». Ты знаешь меня. Я так бы и сделала. Но он не пытался. За всю ночь ни разу не дотронулся даже до двери, хотя спать не лег. Я слышала его шаги, его дыхание с той стороны. Однажды он меня окликнул по имени. Я не ответила, и тогда он мне через какую-то отдушину сверху перебросил вязаную кофту. Ночь была прохладная. Я легла, калачиком свернулась, кофтой этой накрылась сверху и заснула. Проснулась от телефонного звонка. Было уже светло, и я слышала, как Тигран разговаривает с Суреном. Говорит ему, что у нас все в порядке и все отлично. Тогда я вошла в комнату и предложила: «Давай поговорим!».
- Значит, если бы он...
- Да, если бы он себя повел иначе, я не стала бы с ним разговаривать. И, скорее всего, не сидела бы перед тобой сейчас. А тогда я ему сказала: «Знаешь, я не люблю тебя. И, наверное, не полюблю никогда. Но, если ты хочешь, мы могли бы попробовать стать друзьями. Тогда наши отношения будут честными и не обидными ни для кого». Он выслушал и кивнул серьезно: «Я согласен». Вот так и стали жить.
- И... как жили?
- Нормально жили. Начали с того, что он тоже пытался меня запирать. Хотел, чтобы я с работы ушла. Ну, а я не хотела. Пришлось через тот же балкон действовать.
- С шестого этажа?!
- Так я же не прыгала, а слезала. По пожарной лестнице, водосточной трубе, потом по стволу дерева, очень даже просто!
- Ты просто сумасшедшая!
- Вот-вот, и Тигран то же самое сказал. Слово в слово! Но больше он мне никогда не препятствовал заниматься тем, чем я хочу.
- И вы никогда не ругались?
- Ну, что ты! Постоянно! Еще и как! Его, как и всех остальных, ужасно раздражало, что я не такая, как все! Он кричал: «В кого ты только такая?! У Газарянов – прекрасная семья, одна ты чокнутая!». Он даже не знал, что я приемная дочь, представляешь?
- Да уж...
- Ему не повезло со мной. Помню, однажды его начальник устраивал большой прием, по поводу вступления в новую должность. И вот, посреди этого приема он выносит какую-то круглую коробку на подносе и говорит: угадайте, что там. Все молчали, или смеялись. Кроме меня.
- А что сказала ты?
- Я сказала: «Там то, что принесет вам несчастье. И лучше бы вам отказаться от этого прямо сейчас!».
- Вот это да! А он?
- Нахмурился. Закричал: «Кто это сказал?!». Тигран меня за руку держал, чтобы я не отзывалась. А я вырвалась и вышла все равно!
- А что в коробке-то было все-таки?
- Значок депутата. – Улыбнулась Изольда. – Он очень гордился, что получил его. А тут я. Подхожу и говорю: «А я сон видела. Про вас. Вам сейчас на новою дорогу нельзя, знакомые пути лучше выбирать. А то кто знает, что может случиться? И этой должности вы зря так радуетесь! Ничего хорошего из-за нее для вас не выйдет»
- Ну... – Вадим положительно не знал, что на это сказать.
- На следующий день... – Продолжала Изольда. - Я потом узнала. На следующий день вызывает этот начальник моего мужа и говорит: я не знаю, кто такая там твоя Изольда, но она мне жизнь спасла! Оказалось, ему в этот день машину служебную дали, депутатскую, с шофером. И этот шофер, конечно, хотел его не той дорогой повезти, какой он сам обычной ездил.
- Дорогой? - Переспросил Вадим. - Ты ему говорила про дорогу, но я думал, что это фигурально. В смысле жизненного пути
- Что значит "фигурально"?! Я же сказала, что видела сон. Вполне конкретный!
- Не сердись, Иза, я верю тебе. Пожалуйста, продолжай. Что-то случилось с его новой машиной?
- Нет, к счастью, с ней ничего не случилось. Он настоял-таки на том, чтобы ехать знакомой дорогой. А вот по тому, новому пути, на самом деле произошла жуткая авария. Четыре машины столкнулись на перекрестке, были погибшие. И как раз в это время, примерно, когда туда подъехал бы он. Поэтому он и сказал, что я спасла ему жизнь.
- Интересная история. Ну, а ты?
- А я... выхожу после смены и вижу: стоит мой Тигран возле своей шикарной машины и держит громадный розовый букет - аж самого не видно за ним. А девочки, ну, те, что со мной работали, ахают восторженно: Изольда! Вот если бы нас муж после стольких лет брака (у нас два года было уже, больше даже) так после работы встречал!
Изольда расхохоталась.
- Я им: вы что, ослепли, что ли? Вы не на букет - на лицо его смотрите. Он же меня убивать приехал, а цветы на могильный памятник привез. И еще наверняка кинжал отравленный в них спрятал, для верности. Видел бы ты, что с его лицом было, когда он это услышал!
- Да уж, представляю! Зачем ты так сказала? Поиздеваться захотела? Типа, зря он не верил в твои способности?
- Нет, просто так оно и было. Когда я села в машину, Тигран мне все высказал! Я наслушалась больше, чем за все время брака!
- Что же тут можно "высказать"? Не пониманию!
- О, многое! Что он живет с ведьмой, и об этом знает весь Ереван, а теперь еще и его начальство. Что все только и делают, что смеются над ним! Что ему, наконец, надоели мои идиотские фокусы! И, знаешь, вот никогда, ни разу, я не обижалась на него, а тут такая досада взяла вдруг! Я же хотела просто помочь человеку, спасти его, а он: "фокусы"! Ну, я и хлопнула дверью. Пока - только машины. И пошла себе, как королева. Он мне вслед кричал: куда?! Когда вернешься?! А я ему: вечером жди. Или вообще к утру, откуда я знаю?... Горячая была! - Усмехнулась она. - Даже не помню, где потом бродила остаток дня. Как в тумане все было.
- А как же цветы? - Спросил Вадим.
- Розы в ближайший мусорный бак швырнула. Специально у него на глазах!
- Напрасно. Если он купил цветы, значит...
- А он не покупал! - Резко прервала его Изольда. - Этот букет ему начальник дал, для меня. Вот так! Начальник оказался более благодарным! Я ведь Тиграну столько раз пыталась давать советы, предупреждать о чем-то. И всегда получала в ответ только упреки и скандалы! Впрочем, когда в тот вечер я пришла домой, он передо мной чуть ли не на коленях стоял. Со слезами просил прощения. Говорил, что любит меня, что боялся, что я не вернусь...
- Ты простила?
- Не знаю. Во всяком случае, мы с ним никогда так хорошо не жили, как следующие несколько месяцев.
- Месяцев? А потом?
- Потом родился мой сын. - Вздохнула Изольда. - Родился, и умер прежде, чем я успела подержать его на руках, дать ему имя...
- Ничего себе! А от чего он?
- Врачи наговорили много умных слов. И «недостаток витаминов», и «внутриутробная патология». Но я знала: это случилось от того, что я его не хотела! Я не любила его отца, я не хотела, чтобы у нас был ребенок. Потому, что ребенок – это уже связь навсегда. Он посмотрел на меня, серьезно, как взрослый, вздохнул – и ушел. И тогда я поняла, что больше не могу оставаться женой Тиграна. И вообще, нельзя выходить замуж без любви, это преступно. Словно судьбу пытаешься обмануть. И жертвой этого обмана стал мой ребенок!
- Как же Тигран отпустил тебя?
- А ты думаешь, я у него спрашивала? Просто села на поезд, с одной маленькой сумочкой, и приехала сюда. Поступила в медицинский институт, потому, что знала уже: в моей жизни главное – помогать людям. Любыми способами, как обычными, так и не очень. Хотя, что считать необычным? То, что пока нельзя объяснить? Но это ведь только пока! Наука не стоит на месте, и человек, его возможности – самый интересный для нее объект.
- Это я уже знаю. Расскажи лучше еще про Тиграна.
- Так нечего рассказывать! Живет себе где-то. Надеюсь, женился и забыл обо мне!
- Он не разыскивал тебя? Не приезжал?
- Приезжал. Ну, и что? Я сказала: «Кто вы? Я вас не знаю!».
- Жестоко.
- Да не причем тут жестокость. Просто он мне, правда, чужим показался. Совсем посторонний человек! Странно даже.
- Ты ему изменяла? – Вдруг спросил Вадим.
- С чего бы это? Я его считала другом, а друзьям не изменяют! Если бы мне вдруг понравился кто-то – я тут же бы ему об этом сказала. Но этого не было. Ни разу. Вот с ним рядом мелькали какие-то девицы. Но меня это не трогало. Друзей не ревнуют.
И добавила, помолчав:
- Такой странный был! Еще два года не могла с ним развестись, представляешь? Как только он не пытался меня вернуть! И уговаривал, и угрожал. Даже Сурена привлек. Тот мне кричал в телефонную трубку, что я опозорила семью, что я ему больше не сестра! И был так горд собой при этом, что я не захотела огорчать его, и не сказала, что я-то не считаю его братом еще со дня моей свадьбы. А Тигран – мне подруги ереванские рассказывали – все фотографии мои увеличить отдал и свою спальню ими обклеил, как обоями! С пола до потолка!
- Мне кажется, он тебя все-таки любил.
- Не знаю я, что это было. Любовь, или чувство оскорбленного собственника, у которого вещь вдруг взяла, да убежала! Простая вещь, вроде табуретки!
- Ну, ты уж скажешь! И что же? С тех пор ты больше...
- Никогда! – Отрезала Изольда. – Зачем мне это нужно?
- Неужели, никто ни разу не признавался тебе в любви? Не делал предложения? Вокруг тебя столько мужчин!
- Ну, да, находились такие сумасшедшие. Нечасто, но были.
- И как ты реагировала?
- Честно? Мне было смешно! Я не понимала, зачем им это надо? Неужели, по мне не видно, что я не гожусь ни для семьи, ни для романов? Дружить – да. Дружить я буду. Если, конечно, мою дружбу сумеют выдержать. У меня ведь характер не сахар, ты знаешь. Но для друга все сделаю, что смогу. И даже больше сделаю. Я – такая! Но вот то, другое – ни за что!
- Но ведь можно было хотя бы попробовать?
- Ну, нет! Что такое, жить с человеком, которого не любишь, я уже знаю. Поверь, это неприятно.
- Но ты когда-нибудь любила? - Настойчиво спросил Климов. - Хотя бы раз, любила ты?
На мгновение словно тень легла на лицо Изольды. Вадиму показалось, что она вдруг стала похожа на беззащитного, обиженного ребенка. Но почти сразу же во взгляд вернулась строгая уверенность, и он услышал твердый ответ:
- Нет. Никогда!
Климов не стал спорить, но в глубине души не поверил.
- Как же так? Нельзя же все время быть одной!
- А я и не бываю одна! Со мной мои друзья, коллеги, клиенты. Даже ночью я всегда с людьми!
- Да. – Кивнул Вадим. – Я слышал, что у тебя гости, бывает, засиживаются до утра. Давно хотел спросить: когда же ты спишь?
- А я вообще могу не спать. Если разговор какой, или дело интересное. Неделю не спать могу. Потом, правда, могу отключиться там, где сижу. И сутки меня бесполезно трогать.
- Интересный ты человек, Изольда.
- Обыкновенный человек! Такой, как ты, как все! – Вдруг недовольно фыркнула она. – Зря я тебе все это рассказала! Теперь будешь думать, придумывать!
- Приехали! – Объявил Вадим. – Приглашаешь меня, или раздумала?
Она с улыбкой пожала плечами.
- Что с тобой поделаешь? Пошли! Только, уговор – ни о чем меня больше не расспрашивай! Хорошо?
Он, соглашаясь, кивнул....
третий отрывок
***
Белый цвет падал на могилы старого ереванского кладбища. Словно легким, пушистым снегом заметало потемневшие от времени каменные плиты.Женщина, одетая в черное, поправила темную вуаль и другой рукой осторожно положила к семейному надгробью алые, как кровь, цветы. Тонкие пальцы цеплялись за памятник, на котором еще можно было разобрать надпись, свидетельствующую о том, что именно здесь нашли свой последний приют армянский чиновник Артур Суренович Газарян и его жена, оставшаяся верной до последней минуты. Пальцы женщины ощупью пробежали по полустертым буквам, словно стремясь почувствовать знакомые черты родных лиц.
- Ты когда-нибудь любила? - Прозвучал в ушах голос Вадима. - Хотя бы раз, любила ты?
Голос убегал, растворялся за завесой памяти, словно за дымом. В розовом тумане ей виделся большой зал с высокими сводчатыми потолками и белыми колоннами. Девочка с национальном костюме с широкими рукавами кружилась по этому залу, ступая так мягко, что казалось - плывет белоснежным лебедем.С плеча на плечо скользила, струилась коса узкой черной лентой. Сотни зрителей не сводили с нее глаз. Сотни рук апплодировали в упоении. И парень в первом ряду, поигрывая сияющей улыбкой под черточкой усов, тоже поднимал ладони, и звонко хлопал. И из всего зала она слышала и видела его одного...
- Любила ли ты?...
На темные, горящие глаза пеленой набегали слезы. Женщина решительно выпрямилась, в последний раз погладила нагретый солнцем камень и отошла к соседней плите. Пожелтевшая, обветренная фотография усатого мужчины в военной форме... Годы жизни...Ему было не так уж много лет. Она подумала: как же странно, что говорят именно"лет". Как будто лето важнее всех других времен года!
... То лето пахло персиками из дачного сада. Она вдыхала этот знакомый сладкий запах, словно впитывая его всей душой, перебирая спелые фрукты на солнечной веранде. Рядом мать месила ароматное, пахнущее корицей, тесто. Где-то- внизу, под развесистой чинарой, курил трубку отец.
- Сынок! - Мать всплеснула руками и бросилась по ступенькам вниз, навстречу юноше в новеньком мундире. - Ты приехал?!
На широкую столешницу, звякнув, упали длинные, тяжелые серги с темно-зелеными, как трава, камнями. Мать ахнула.
- Сурен!
- Прости, мама! - Весело произнес знакомый, всегда чуть насмешливый, голос. - Но на этот раз это не тебе. Это Изольде!...
Забыв поблагодарить, она дрожащими пальцами брала это маленькое, переливающееся чудо, разглядывала, примеряла Не желая идти в душные комнаты, смотрелась прямо в чан с дождевой водой у вернанды. Гладь воды дрожала. От резкого движения, или, может, он нечаянно упавшей от восторга слезинки?
- Какой же ты молодец, Сурен, что привез ей такой подарок! - Говорила на веранде мать. - Может, теперь вспомнит, наконец, что она девушка! А то совсем сладу никого не стало! Целые дни пропадает с мальчишками на речке, да гоняет мяч! Бегает босиком, вся почернела от солнца! Ни дать, ни взять - дикарка! Знаешь, что еще придумала? Говорит - не будет она учиться больше!В гимназию не пойдет - вот тебе и весь сказ. Мы с отцом прямо извелись с ней!
- Ничего, мама, не волнуйся! Все образуется.
- Конечно, тебе легко говорить так! Посмотри ты на нее, Сурен! По годам - уже невеста. Но кто же на такой женится, Боже ты мой? Вот ты бы женился, скажи?
- Я? - Он мягко рассмеялся. - Я-то вряд ли, мам! Тут нужен талант укротителя диких кобылиц! А мне обычная девушка нужна, добропорядочная, тихая, послушная!
- Всем такая нужна, сынок. А что же будет с твоей сестрой?
- Ну, чего вы завели разговор не ко времени? - Вмешался густым басом Артур Суренович. - Хватит причитать над девушкой! Она молода, красива! Наконец, у нее есть семья, которая устроит ее судьбу. Так, Сурен?
- Конечно! Не беспокойся, мама. Мы не оставим Изольду без мужа. Найдем такого, который сумеет ее укротить.
- Не найдете! - Девушка сердито хлопнула ладонью по воде, разбивая импровизированное зеркало. - Не родился еще такой, ясно вам?!
- Изольда! - Ахнула мать. - Как ты разговариваешь?
- Молодая девушка должна уметь молчать, когда говорят старшие! - Назидательно поднял указательный палец Артур Суренович.
- Ну, как же! Вы будете меня обсуждать, как породистую лошадь, а я должна молча слушать?! Нет уж! Не надо мне вашей судьбы, а свою сама отыщу!
И, вонзившись острым взгядом в лицо Сурена, выкрикнула вдруг:
- Зачем ты приехал?! Придумать, как лучше от меня избавиться?! Не надо мне твоих сережек!
Трясущимися мокрыми руками она торопливо пыталась расстегнуть мелкие замочки, но те не поддавались.
Все остолбенели на мгновенье. Потом мать пробормотала:
- Как же мы ее избаловали, Боже мой!
Изольда передернула плечами и, не разбирая дороги, бросилась в глубину сада, с хрустом ломая по дороге тяжелые от спелых плодов ветки...
Это было так давно, а теперь могильная плита шуршала под рукой.Она знала наизусть все, что здесь написано, но, почему-то, все равно никак не могла прочитать. Из тумана с трудом, по одной, выплывали буквы. Газарян... Сурен... Артурович...
... В тот памятный день мама отыскала ее у ручья. Плечи девушки тряслись от еле сдерживаемых рыданий, она с досадой кусала губы. Истерзанные мочки ушей под новыми сережками покраснели и распухли.
- Успокойся, Изольда! Ну же, успокойся!
- Мама, ты не понимаешь... - Всхлипывала она.
- Все я понимаю, доченька, все. И давно. По тебе же все видно!
- Да? Тогда объясни мне, что со мной происходит? Мне плохо, мама! Все последние дни я как будто больна странной, непонятной болезнью. Мне жарко в холод, меня трясет в жару. Я не могу уснуть ночью. Мне всегда хочется его видеть, но когда он приезжает, мне почему-то страшно на него взглянуть. Я хочу говорить с ним, но, вместо этого, гоню его от себя. Что это такое, мамочка? Ты знаешь?
- Знаю, моя девочка. Это любовь.
- Любовь?! Разве такая любовь бывает? Я читала... я думала - это счастье. А то, что у меня...
- Это и есть счастье. Только непонятное еще тебе самой. Первая любовь, чаще всего, такой и бывает. Но не переживай так, Изольда! Это пройдет. Ты выйдешь замуж, и забудешь все свои страдания. Не плачь же теперь!
Девушка смотрела молча. В ней словно зрел какой-то, мучивший ее, вопрос.
- Мама, - Сказала она наконец. - А... за него я не могу выйти?
- Ты сама знаешь, что нет.
- Но почему?
- Потому, что это невозможно!
- Но... Ведь у нас разная кровь!
- Замуж не по крови выходят, дочка, а по документам. Особенно теперь. А по ним вы - родные. У вас один отец, одна мать. Кто вас женит?
Она вздохнула.
- Знаешь, что я скажу тебе, Изольда? Что не делает Бог - все к лучшему! Не была бы ты счастлива с Суреном, поверь мне. Жестокий он. В отца.
- Неправда! Будь отец жестоким, разве ты сама была бы с ним так счастлива?
- Ты - не я. У тебя другой характер. Ты не стерпишь, если тебя будут ломать.
- Если со мной рядом будет любимый, ему не придется "ломать" меня. Я с радостью сама изменюсь. Для него!
Мать печально покачала головой.
- Это тебе только так кажется, дочка...
... Она медленно опустилась на колени перед каменной плитой, так, что ее лицо оказалось на одном уровне с выцветшей фотографией Сурена.
- Я хотела всего лишь жить рядом с тобой, ради тебя! - с горечью шепнули губы. - Я бы изменилась, правда. Я стала бы такой, какой ты хочешь. Я бы все бросила... все смогла... ради тебя! Зачем ты отдал меня, Сурен? Как же ты мог меня отдать?!
Белые лепески падали на опущенные плечи. Прерывая сакральную тишину кладбища, где-то призывно загудел автомобиль.
- Изольда!
- Изольда Артуровна! - Настойчиво, перебивая друг друга, звали голоса, а она все стояла на коленях, рассеянно роясь в своей сумочке. Наконец, нашла то, что искала. Старая фотография беззвучно легла на теплый, замшелый камень. На ней худенькая девочка-подросток с блестящими темными глазами Обнимала за шею молодого, усатого военного, всем телом прижимаясь к нему. На лицах обоих застыла вечная улыбка.
- Звяк! - поверх картонного квадратика легли тяжелые серьги с темно-зелеными камнями.
- Ты когда-нибудь любила? - Спросил тогда Вадим. И теперь, вставая, она ответила почти равнодушно.
- Любила. Ну, и что? Это было - и прошло. Мама говорила верно - первая любовь всегда проходит. Возьми назад свой подарок! Больше я не вспомню тебя. Прощай, Сурен!
Женщина с гордо расправлеными плечами ушла, не оглянувшись. В глубине кладбищенской аллеи стих перестук ее шагов. А белые лепестки все летели. И уголок фотографии, не придавленный тяжестью серег, трепал ветер.
Трудный путь тобой был смело пройден
Ты шагала по туманным росам,
Высшим силам, и самой природе
Не стесняясь задавать вопросы
Только об одном ты не спросила...
Видно, знать не все разрешено
Одиночество - проклятье сильных,
Или наказание оно?...
Если кому-то стало интересно, рассказ (вернее, повесть) закончена, и находится здесь: fabulae.ru/prose_b.php?id=73775&N=12
или здесь: ficbook.net/readfic/4957704/18304078